Про Цербера
Я Цербера однажды приласкал –
Он мне тогда казался добрым псом,
Он скрыл звериный, мерзкий свой оскал,
Лизал мне руки и вилял хвостом.
Он мне казался жалким и заброшенным,
Больным, помятым, старшими обиженным,
Я взял его на руки осторожно
Из-за сочувствия к бездомным и униженным.
И я его согрел своим теплом,
И выходил и вылечил, жалея,
Мечталось мне: пусть будет, всем назло,
Других собак он лучше и сильнее.
А он всё рос, крепчал и здоровел,
Прохожие им стали любоваться,
Но знали все, что с детства он умел
Достаточно по-взрослому кусаться.
Мне говорили: «Волка воспитаешь!»
А я тогда и слушать не желал:
«В своем глазу бревна не замечаешь!» -
На это я обычно отвечал.
И за моей спиною он, скрываясь,
Взрослел, мужал, а вместе с тем зверел,
И голос стал не тявканьем, а лаем,
Он лаял так свирепо, как умел.
И вырос он, собака всех собак,
Вершина моей жизни и мечты,
И я витал в то время в облаках,
А если падал – то не с высоты.
Хотелось мне, чтоб кто-то хоть послушал
Всю злость, во мне, которая горит,
Исподтишка в мою влезал он душу,
И грыз её, скрываясь изнутри.
А время шло, и было всё не так,
Он стал совсем, уж, скрытным и свирепым,
Мне говорили: «Кошек и собак
Решил он сжить, наверное, со света».
Но я молчал, он был мне слишком мил,
И я не верил мрачным этим слухам,
А тон доброжелателей бесил:
«Наветы это! Бред ваш и чернуха!»
Но как-то раз он кошку подстерёг,
Послал ее на небо, к праотцам,
А я всё видел! Ступор был и шок,
И мне своим не верилось глазам.
Я начал думать: «Скверные дела!
А он скрывал, хитрюга и мошенник!»
Но чтобы ржа и дальше не пошла,
Надел ему шипованный ошейник.
И он был зол, но страшный скрыл оскал,
В себе замкнулся, мрачный и тревожный,
И я тогда совсем не ожидал,
Что надо было быть мне осторожным.
А как-то раз, ещё когда луна была
Такой большой, какую не забыть!
Он, в грудь толкнув, напал из-за угла,
Желая моё горло перегрызть.
Но я отбился, он же ускользнул,
Скрываться стал повсюду и всегда,
А я нашёл в чулане старый кнут
И начал ждать последнего суда.
И мщенье было! Воя и скулёжа
Хватило бы ещё на двадцать свор,
Он удирал с обиженною рожей,
Хоть вынес я не смертный приговор.
Он прячется в лесах, но далеко,
Мне шлёт оттуда страшные проклятья,
А в тех местах не стало и волков,
Ведь жизнь у них настала там собачья.
Но я решил, что мне не стоит плакать,
Ошибки в жизни тоже нам нужны,
Ведь воспитал совсем я не собаку,
А злобнейшего зверя Сатаны.
| 
